В мире все чаще слышно о Северной Корее в контексте новых ракетных запусков, развертывания шпионских спутников и даже поставок баллистического оружия в Украину (конечно, в поддержку агрессии рф). Маленький «аквариум коммунизма», наглухо законсервированный еще в 1953 году, не первое десятилетие грозит во все стороны ракетами. Но если раньше такие запугивания были плодом воображения северокорейской пропаганды, сегодня угроза не так уж и далека от действительности. Ракетный сектор страны чучхе неуклонно расширяется в обход наложенных ООН санкций при прямом участии своих ближайших соседей — КНР и рф.
Накопление ракетных вооружений и развитие собственной ядерной программы явно свидетельствуют, что КНДР не забывает главный замысел своего основания — распространение коммунистической идеологии чучхе на весь Корейский полуостров. Изначально к этой цели Пхеньян преимущественно шел в одиночестве, однако новейшие времена принесли ему влиятельных союзников, ракетные возможности которых обещают воплотить эту абсурдную мечту.
Первая часть нашего материала будет посвящена формированию ракетного арсенала КНДР в прошлом веке.
Начало поддержки: советские джеты времен Корейской войны
Впервые реактивные технологии попали в Северную Корею во время Корейской войны 1950-1953 годов, но это были еще не баллистические ракеты. Новейшие советские реактивные истребители МиГ-15 начали свои первые боевые вылеты в ноябре 1950 года, как только разгоревшаяся между двумя Кореями война стала идеальным полигоном для их испытания. На самолетах была нанесена северокорейская и китайская маркировка, но в начале войны джетами преимущественно управляли именно советские пилоты — американские летчики неоднократно слышали русскую речь в вихре воздушных боев.
По своим техническим характеристикам МиГ-15 в некоторых областях даже превосходил своего главного конкурента — американский реактивный истребитель F-86 Sabre, воевавший на стороне Южной Кореи. Высотный потолок советского самолета был выше, а скорость набора высоты — больше (9200 футов в минуту, в отличие от 7200 футов у Sabre). В случае опасности советские МиГи мастерски выходили из боя, поднимаясь на недосягаемую для американских истребителей высоту.
К этим преимуществам добавлялось еще одно — вооружение джета. 37-мм автоматическая пушка Н-37Д, установленная на МиГ-15, была способна вести прицельный огонь с дистанции 1 км. Это дало советским самолетам значительное превосходство в перехвате бомбардировочной и штурмовой авиации. К примеру, пулеметы, установленные на защитных турелях американских бомбардировщиков B-29, могли работать прицельно только с дистанции 400 м. Таким образом советские МиГи имели 600-метровое окно для прицельного огня на скорости, без риска быть пораженными огнем турелей. Американские бомбардировщики попросту не могли выполнять свои задачи без прикрытия истребителей, как это было во времена Второй мировой войны.
Однако преимущества МиГов стремительно таяли, когда за штурвал самолета садились северокорейские пилоты. Сразу же становился заметным недостаток их опыта и непонимание хотя бы базовых азов ведения авиационных боев — американские пилоты отлично это видели в прицелы своих F-86 Sabre.
Источник: National Museum of the United States Air Force
Впрочем, у КНДР не было шансов победить в войне, которую сама и начала, ведь на сторону Южной Кореи встали многие экономики стран ООН, плюс мощности американского ВПК, и даже армейский контингент, который помог отбросить наступление северокорейских войск. К тому же после смерти Иосифа Сталина в 1953 году СССР больше не видел перспектив в продолжении вооруженного конфликта и прямом вмешательстве в Корейскую войну. Новейшие летные тактики пилотов стран ООН смогли нанести большой урон авиапарку советских МиГ-15 в конце кровопролития. Например, всего за три недели мая 1953 года (с 8 по 31 число) было подтверждено сбитие 56 МиГ-15 при потере только одного американского истребителя F-86 Sabre. Советские пилоты покинули корейский театр боевых действий и больше не поднимали в небо свои джеты, оставив некоторые из них на территории Северной Кореи.
Уже после прекращения горячей фазы войны в руки ООН таки попала рабочая версия советского реактивного самолета. 21 сентября на аэродроме авиабазы Кимпо (окрестности Сеула, Южная Корея) приземлился самолет МиГ-15бис с бортовым номером 2057, который пилотировал северокорейский пилот в звании лейтенанта — Но Кум-Сок. Он решил сбежать из страны коммунистической диктатуры, воспользовавшись самым быстрым средством — военным реактивным джетом. Садясь на аэродром еще вчера враждебной для него страны, лейтенант Кум-Сок даже не догадывался, что американская сторона назначила вознаграждение в $100 000 за исправный МиГ-15 в рамках спланированной ранее операции под кодовым названием Moolah. Всего за один день Но Кум-Сок стал не просто свободным, но и богатым человеком.
Источник: National Museum of the United States Air Force
Что касается дальнейшей судьбы КНДР, то после прекращения горячей фазы войны законсервированная на десятки лет страна подпитывалась идеями реваншизма и постоянной мобилизации населения в условиях коммунистической диктатуры. И хотя СССР и вышел из конфликта, де-факто существование КНДР как анклава коммунизма на Востоке было выгодно «советам» не меньше, чем Китаю. Эту политику не изменил даже приход к власти Никиты Хрущева и начало признания преступлений Сталина на официальном уровне с осуждением культа его личности и людоедского режима, ним введенного.
Начиная с конца 50-х годов ХХ века, СССР активно способствовал развитию ядерной программы КНДР, обмениваясь с режимом чучхе ракетными технологиями и направляя в страну своих ядерных специалистов.
Старт ядерной программы: ядерный центр в Йонбене
Де-юре начало ядерной программы КНДР состоялось в 1956 году, когда СССР и Северная Корея подписали первый договор о взаимной подготовке специалистов-ядерщиков. Разумеется, взаимной эта подготовка была только на бумаге, потому что советские ученые выступали инструкторами для северных корейцев, имевших довольно опосредованные знания о ядерном синтезе.
Спустя три года после подписания договора о взаимодействии в ядерной сфере КНДР заключила еще один документ с СССР, теперь о сотрудничестве в мирном использовании ядерной энергии. Данное соглашение положило начало строительству первого ядерного исследовательского центра страны, который возвели в окрестностях Йонбена. Именно там в КНДР появился и первый ядерный реактор — ИРТ-2000, построенный советскими специалистами. А эксперименты по ядерному расщеплению КНДР начнет уже в 1965 году, как только ИРТ-2000 достигнет своей минимальной мощности в 2 МВт.
ИРТ-2000 был исследовательским ядерным реактором бассейнового типа, работавшим на легкой воде (вода-бериллий), которая выступала в качестве отражателя электронов. Реактор ИРТ-2000 был маломощным и на пике своих возможностей мог производить только 4 МВт энергии, чего было недостаточно для добычи плутония, который использовался в ядерном оружии.
В середине 1960-х, когда ядерный центр в Йонбене только начал свою работу, его площадь едва достигала 1 км2. Однако в конце 1980-х, когда мир уже не питал иллюзий относительно развития КНДР собственной ядерной программы, площадь центра увеличилась более чем втрое, достигнув 3,5 км2. Инфраструктура ядерного исследовательского центра в Йонбене включала разветвленную сеть железнодорожных путей, вспомогательные здания, экспериментальные лаборатории, а также жилые помещения для персонала станции, расположенные в двух ранее заброшенных поселках Сандон и Яндон.
Кстати, СССР был не слишком заинтересован в том, чтобы КНДР самостоятельно производила ядерное топливо. Советский посол в КНДР Василий Московский неоднократно подчеркивал, что с экономической точки зрения Северной Корее было бы значительно выгоднее закупать уже обогащенное ядерное топливо в Советском Союзе, для того чтобы в дальнейшем перерабатывать его на электроэнергию с помощью ИРТ-2000. Даже небольшого количества советского урана было бы достаточно, чтобы КНДР закрыла все свои внутренние потребности в энергетике. Однако «северные товарищи» настойчиво возражали, что малой доли урана будет недостаточно, и главная цель страны заключается именно в накоплении ядерного топлива. Конечно же, для дальнейшего использования в ядерных боеголовках советских баллистических ракет, которые впервые прибыли в страну в начале 1960-х годов.
Передача первых баллистических ракет
В 1960-х годах СССР поставил в Северную Корею первую партию, состоящую из 24 ракетных комплексов оперативно-тактического действия — 9K52 «Луна-M» (по классификации НАТО: FROG-7), для усиления обороноспособности коммунистического режима Ким Ир Сена. Ракетные комплексы использовали неуправляемые баллистические ракеты 3Р-11, 9K21, 9M21, R-65 (FROG-7A), 9K52, 9M52, R-70 (FROG-7B) и могли устанавливаться как на колесное, так и на гусеничное шасси (2К-6 «Луна»), что повышало их мобильность.
Баллистические неуправляемые ракеты комплекса «Луна-М» летали на твердом топливе и в качестве боевой части применяли осколочно-фугасную боеголовку. Радиус действия ракетных комплексов «Луна-М» был сравнительно небольшим — всего 40 км, чего было явно недостаточно для наступательных боевых действий. Кроме того, неуправляемые баллистические ракеты имели малую точность — при введении неверных данных погрешность могла составлять от 400 м до нескольких километров.
Впрочем, после Карибского кризиса, едва не приведшего к началу горячей войны между СССР и США, «советы» стали более осторожными в отношении прямых поставок оружия дружественным режимам. Так случилось и с КНДР. В частности, в 1976 году страна получила новую партию советских баллистических ракет на жидком топливе Р-17 (по классификации НАТО: SS-1c Scud B) для ракетных комплексов оперативно-тактического действия «Эльбрус». Эти Р-17 имели советское происхождение, но в КНДР попали не через советско-корейскую границу, а с территории в те времена дружественного СССР Египта.
Когда о поставках Р-17 узнал весь мир, москва категорически отрицала, что баллистические ракеты достались Пхеньяну с ее разрешения, однако просто невозможно представить, что египетское правительство решилось бы пойти вопреки позиции кремля в вопросе передачи его оружия в третьи страны. Существует предположение, что в обмен на полученные от Каира ракеты КНДР согласилась оказывать военную поддержку Египту в противостоянии с Израилем во время Войны судного дня.
Дальность поражения новых Р-17 составляла уже 300 км, что почти полностью покрывало территорию всей Южной Кореи (при условии, что ракетные комплексы будут развернуты на границе 38-й параллели). Появление подобных ракет у КНДР серьезно обостряло ситуацию с безопасностью между двумя странами Корейского полуострова, которые формально все еще пребывали в состоянии войны.
Наличие Р-17 в КНДР добавляло прямой угрозы еще и потому, что в 1970-х годах Пхеньян предпринял первые шаги в разработке собственного ядерного оружия. Впрочем, надеясь на поддержку этих действий со стороны Пекина и Москвы, Северная Корея так и не дождалась одобрения своей программы по разработке ядерного оружия от обоих государств — никто из них не хотел иметь у своих границ пускай даже и дружественную, но оснащенную оружием массового уничтожения страну. Однако эта позиция была характерна лишь для 1970-х годов, и в будущем претерпела кардинальные изменения.
С ядерными боеголовками или без них, наличие Р-17 в КНДР развязало руки северокорейским ракетным специалистам по модернизации баллистических ракет (за несколько десятилетий, прошедших с 1960-х годов, такие специалисты действительно начали появляться у Пхеньяна). Именно Р-17 взяли за основу первой ракеты северокорейского производства — Hwasong-5 (по классификации НАТО: Scud-B), которую произвели в КНДР в середине 1980-х годов. С нее КНДР начала производство собственных баллистических ракет, поэтому с тех пор запасы ракет на северокорейских складах неизменно накапливались, постоянно напоминая об этом другим странам региона многочисленными ракетными испытаниями.
Начало собственного производства: первые «Хвасоны»
Советские ракетные технологии и полное дипломатическое содействие Китая сделали свое дело: Северная Корея прибегла к модернизации ракетного двигателя, системы наведения и планера ракеты, в результате чего дальность поражения смертоносного снаряда возросла до 330-340 км. Создавалось впечатление, что обеим странам (СССР и КНР) стало выгодным превращение КНДР в ракетный склад, откуда при необходимости можно экспортировать ракеты по всему миру, формально не принимая в этом прямого участия.
Первые ракетные испытания Hwasong-5 начались в 1984 году, а через два года после этого ракета встала на вооружение ракетных войск Пхеньяна. Hwasong-5 была способна переносить до одной тонны полезной нагрузки (то есть боевой части ракеты). Начиная с 1990-х годов, завершив ряд тестирований, страна северокорейской диктатуры запустила массовое производство баллистических ракет, доведя их количество примерно до 300 ракет и нескольких десятков пусковых установок для них.
Появление у Пхеньяна собственных баллистических ракет существенно изменило позицию КНДР во всем восточноазиатском регионе. Отныне страна чучхе больше не стесняется угрожать «ракетной дубиной» своему южному соседу, игнорируя дипломатическое и санкционное давление многих стран ООН.
Вместе с полученным инструментом натиска и запугивания появление собственных Hwasong 5 позволило Пхеньяну экспортировать изготовленные ракеты в другие страны, зарабатывая на этом. В последующие десятилетия клиентами КНДР стали: Объединенные Арабские Эмираты, Пакистан, Республика Конго, Иран, Ирак, Сирия, Йемен, Вьетнам и уже упомянутый выше Египет, к которому бумерангом вернулись предоставленные ранее советские ракеты, но в новой обертке.
Итак, без участия СССР и его ракетных технологий большинство стран, которые сегодня поставляют ракеты для убийства украинцев, просто не имели бы собственного ракетного производства (или же развили бы его на довольно посредственном уровне). Советский колосс как бы сделал инвестицию в будущее, передав своим прямым и опосредованным сателлитам дальнобойное оружие, переделанное впоследствии в оружие массового уничтожения.
Кстати, третьи страны покупали не только северокорейские ракеты, но и технологии, по которым они были построены. При прямой поддержке Китая Пакистан смог получить доступ к ракетным технологиям, которые применялись при построении Hwasong-5. В дальнейшем эта страна воспользовалась опытом китайских и северокорейских ракетных специалистов для создания собственного ракетного парка баллистических ракет малого и среднего радиуса действия, который до сих пор находится у нее на вооружении.
По той же тропе пошел и Иран. Только за 1985 год страна закупила у КНДР от 90 до 100 Hwasong-5 на общую сумму $500 млн. В Иране ракеты Hwasong-5 выпускались под названием Shahab-1. Как видим, всего одна советская ракета Р-17 получила массовое распространение, попав почти на каждый континент мира (всюду, где москва имела свои интересы).
Появление Hwasong-5 на вооружении КНДР совпало с финалом строительства центра ядерных исследований в Йонбене, состоявшимся в 1985 году. Новый ядерный реактор с графитовым замедлителем открыл КНДР путь к производству плутония, главного компонента для создания оружия массового уничтожения. Завершение строительства первого реактора с графитовым замедлителем ознаменовало старт возведения еще одного, более мощного ядерного реактора подобного типа.
Несмотря на участие в Договоре о нераспространении ядерного оружия (Treaty on the Prohibition of Nuclear Weapons, TPNW), к которому Пхеньян присоединился 12 декабря 1985 года, де-факто испытания и разработку ядерных вооружений не прекращали. США смогли доказать это только в 1989 году с помощью своих спутников-шпионов, на снимках которых было хорошо заметно инфраструктуру и ракетные шахты КНДР. В будущем нарастающий уровень ядерной угрозы даже привел к тому, что в 1994 году Северная Корея вышла из состава МАГАТЭ, в чьи ряды вступила еще в 1974-м, начав период ядерного шантажа, которым так или иначе страна занимается и сейчас. Выход из МАГАТЭ и дальнейшие угрозы о прекращении участия в TPNW были неоднозначным политическим сигналом от страны чучхе относительно того, что на самом деле скрывается за ядерными амбициями КНДР — ни о каком мирном атоме речь уже не шла.
Что же касается судьбы самих Hwasong-5, то ракета модернизировалась весь цикл своего существования, включая 1989 год, когда ее заменили новой версией — Hwasong-6. Это был все тот же Hwasong-5 (или лучше сказать Scud-b) с единственным значительным отличием — дальность поражения «шестерки» выросла уже до 500 км. Северокорейским инженерам удалось достичь этого за счет уменьшения боевой части (с почти 1 тонны до 770 кг), а также удлинения корпуса ракеты, из-за чего значительно улучшились ее баллистические характеристики.
Но несмотря на существенное повышение дальности поражения, северокорейские ракетные инженеры не прибегли хотя бы к какой-нибудь модификации системы наведения Hwasong-5, ввиду чего погрешность в точности поражения ракеты иногда все еще достигала 1 км, что было непреодолимым препятствием для нанесения точных ударов. Стало очевидно, что для повышения точности Северной Корее следует использовать новые наработки в ракетной технике, к которым Пхеньян получил доступ уже в середине 1980-х — начале 1990-х годов.
Первая ракета среднего класса поражения: NoDong-1
Следующая генерация ракет Hwasong, получившая порядковый номер 7, основательно отличалась от первых двух ракет серии. Да, это все еще были четыре жидкостные силовые установки, использовавшие модернизированные реплики советских ракетных двигателей 9Д21, однако удлиненный корпус ракеты Р-17 «Эльбрус» позволил значительно повысить ее аэродинамическую стабильность, без необходимости существенной переработки системы активной стабилизации. В результате полученных изменений Hwasong-7 даже переименовали в NoDong-1. Смена названия косвенно подтвердила догадки, что новая ракета кардинально не похожа на все, ранее имевшееся в баллистическом арсенале КНДР.
NoDong-1 также была первой ракетой КНДР средней дальности поражения: от 500 до 1500 км. Но тестовые испытания NoDong-1, состоявшиеся в мае 1990 года, завершились неудачно — новейшая ракета взорвалась на стартовой площадке при запуске. Соседи Северной Кореи вздохнули с облегчением, ведь казалось, что новые ракеты среднего класса — не более чем сконструированный пропагандой режима чучхе миф. Однако сами северные корейцы были убеждены в обратном, поэтому принялись активно выяснять причины своего фиаско.
В мае 1993 года, ровно через три года после первой попытки запуска, КНДР снова возобновляет испытания NoDong-1, во время которых обе запущенные ракеты пролетели уже более 500 км. Эта дистанция была впечатляющей, но оказалась только началом — исследовав ракету и ее аэродинамические свойства, США пришли к выводу, что NoDong-1 способна преодолевать расстояние в 1500 км, таким образом угрожая уже не только своему южному соседу, но и другим американским союзникам в восточноазиатском регионе, в первую очередь Японии, к которой у КНДР была старая неприязнь. Эти тревожные прогнозы действительно подтвердились в будущем — следующие модернизации баллистической ракеты NoDong-1, появлявшиеся в арсенале КНДР в конце 1990-х и в начале 2000-х годов, были способны преодолевать уже от 1000 до 1250 км.
Успех второго этапа испытаний NoDong-1 снова оживил интерес к КНДР среди потенциальных клиентов на приобретение ее ракет в лице Ирана и Пакистана, которые впоследствии купили лицензию на NoDong-1, выпуская ее у себя под названиями Ghauri-1 (Пакистан) и Shahab-3 (Иран).
В течение 90-х годов прошлого века состоялось и серьезное повышение уровня безотказности северокорейских ракет. Если до 1994 года каждая вторая из баллистических ракет, запущенных КНДР, выходила из строя и не достигала установленных целей, то на протяжении второй половины 1990-х ситуация начала меняться. Так, в период с 1994 по 2011 год процент отказов снизился до 23% в сравнении с 50% отказов до 1994-го. Северокорейские ракетные специалисты учились на своих ошибках, причем при прямом участии китайских коллег, которые на рубеже тысячелетий начали активно участвовать в ракетной программе КНДР, модернизировав собственный ракетный парк, также полностью взращенный на советских ракетных технологиях.
Это привело к тому, что в 1998 году КНДР продемонстрировала еще одну баллистическую ракету средней дальности действия — Taepodong-1. В отличие от баллистических ракет прошлого, Taepodong-1 уже имела три ступени, которые, в теории, даже позволяли ей выводить на орбиту спутники. Впервые использование Taepodong-1 для этих целей произошло 31 августа 1998 года, при попытке доставки на орбиту первого северокорейского спутника — Kwangmyŏngsŏng-1 (что в переводе означало «Яркая звезда»). Официальный Пхеньян отчитался об удачном выводе Kwangmyŏngsŏng-1 на орбиту, однако за несколько месяцев, прошедших с тех пор, его присутствие на орбите не было отмечено ни одной из стран, пытавшихся найти спутник.
На сотрудничество москвы с Пхеньяном в ракетной сфере не повлиял даже распад СССР. Формально новосозданная рф признавала себя демократической страной (что для режима чучхе было сугубо враждебной идеологией), но в середине 1990-х годов правительство КНДР заключило с российским Государственным ракетным центром им. Макеева контракт на участие российских специалистов в проектировании новой баллистической ракеты Северной Кореи. Чтобы снизить внимание к этой договоренности, в условиях контракта было указано, что новая баллистическая ракета проектировалась именно для мирных космических запусков и вывода полезного груза на орбиту. Впрочем, весь сорокалетний опыт существования Северной Кореи свидетельствовал о том, что любую мирную технологию эта страна предпочитает за считанные годы превратить в военную.
Именно этот контракт от 1990-х годов и дальнейшее задействование российских специалистов, которые занимались разработкой новой баллистической ракеты на территории КНДР, уже в следующем тысячелетии приведет к появлению у режима Северной Кореи ракеты Hwasong-10, способной преодолевать расстояние от 2500 до 3500 км (в зависимости от установленной боевой части). Читайте об этом во второй части нашего материала, посвященного ракетной программе КНДР.
